Экспедиция в Восточные Саяны: р. Китой - Оспин-Дабан - Монды (август 1993 г.)

"Изучая нефрит, не перестаешь удивляться, сколь необычна судьба этого камня. Он не обладает ни блеском, ни поражающей воображение формой кристаллов, ни ярким цветом; наоборот, в природе он одевается в неброские темно-серые или грязно-зеленые тона, умело скрывая свою красоту. И не всякий современный геолог, вооруженный научными знаниями, сможет отыскать его среди множества других похожих минералов. Но человек знаком с ним давно. Уже в конце палеолита - начале мезолита, а это около 20 тысяч лет назад, нефрит занял свое достойное место среди других "каменных столпов" человеческой истории - кремня и обсидиана..." Так мы писали о нефрите в 2002 году в нашей научно-исследовательской работе "Месторождения нефрита Срединной Азии как прообраз первых минералогических заповедников", где помимо интересной научной гипотезы рассказали и историческую биографию этого необычного камня.

А биография его настолько увлекательна, что я даже ввел для себя такое понятие как "эффект нефрита". Наблюдая за посетителями нашего музея, я обратил внимание, что посетители, самостоятельно осматривая экспозиции, чаще всего нефрит просто не замечают и проходят мимо, так как вокруг много других минералов, легко затмевающих нефрит своей красотой и отвлекающих объективы их фотоаппаратов. А вот с экскурсией они задерживаются у нефрита дольше, чем у других камней, вопросов задают больше, в глазах загорается неподдельный интерес, и многие потом к нефриту обязательно возвращаются. То есть для многих очарование этого камня именно в его биографии, и только истинные знатоки и ценители могут видеть и понимать настоящую природную красоту нефрита. Нефрит - камень для избранных. Правда избранных почти полтора миллиарда только в Китае, где традиция почитания нефрита существует уже более десяти тысяч лет и не сдает свои позиции и в XXI веке. Там работают знаменитые нефритовые базары, а китайцы остаются главными потребителями на мировом нефритовом рынке: из камня вечности они создают шедевры камнерезного искусства, амулеты, талисманы... Нефрит есть практически в каждом китайском доме, а во время олимпиады 2008 года Пекин не только акцентировал внимание на нефрите во время церемонии открытия, но и внес свой китайский элемент в олимпийскую культуру, инкрустировав медали нефритом. Посмотрим, как долго устоит этот исполин традиционной культуры против глобализации и виртуализации мира...

Наверное, все минералогические музеи мира для привлечения посетителей, особенно из Китая и Юго-Восточной Азии, где проживает почти четверть населения планеты, хотят иметь в своей экспозиции нефритовую информационную бомбу. Естественно, что такое желание появилось и у нас, и после сталактитов и агатов Крыма, пестрых яшм Урала, минералов Байкала мы обратили свой взор к нефриту. Следуя главному принципу пополнения нашей музейной коллекции, добыть мы его должны были обязательно в поле, в экспедиции исключительно mente et malleo, а для этого необходимо было определиться с регионом путешествия. Ближе всего и доступнее месторождения Урала. Но, после ферсмановских "псалмов" о таинственном зеленом камне, нас манила Срединная Азия - Куэнь-Лунь, Хотан, Яркенды, легендарные китайские нефритовые горы и реки. Нам так хотелось прикоснуться к великой китайской нефритовой культуре, что другие варианты не было желания даже рассматривать. Но мы конечно же понимали, что Китай для нас недосягаем. И наш выбор пал на месторождение нефрита Оспин-Дабан в Восточных Саянах, в районе Китойских гольцов, в верховьях рек Онота и Китоя на границе Тувы, Бурятии и Монголии, в регионе наиболее близком в географическом и культурно-историческом плане к великой нефритовой традиции.

Раз уж не Китай, так Китой, не китайская культура, так китойская культура. Да и послужной исторический список китойского нефрита не уступает китайскому. Этот камень хорошо знали в прибайкальском регионе уже в палеолите. Около двадцати тысяч лет назад представители мальтино-буретской археологической культуры создавали не только своих знаменитых палеолитических венер в меховых комбинезонах из кости и бивня мамонта, но и изготавливали различные изделия из нефрита. Самое известное из них это конечно же миниатюрный нефритовый диск со стоянки Буреть с бесспорными следами пришлифовки. Продолжили осваивать технику шлифовки и обработки местного нефрита мезолитические охотники этого региона. Но самых больших успехов в обработке саянского нефрита достигли мастера китойской неолитической культуры (кон. VI - сер. V тыс. до н. э.), которые видимо хорошо наладили поиск и добычу зеленого камня в бассейне реки Китой и массово изготавливали из него топоры, тесла, долотовидные орудия, ножи с треугольной заточкой, всевозможные украшения и даже нефритовые "блесны". А в глазковской прибайкальской культуре эпохи бронзы уже прослеживается и ритуально-религиозная биография нефрита: глазковцы делали из нефрита диски с отверстиями разного диаметра и с прорисовками шестигранных геометрических фигур и кругов, используемых видимо для совершения обрядов, посвященных культу солнца и неба, что наталкивает на аналогии с китайской нефритовой ритуальной культурой. Любили саянский зеленый камень и племена хунну, которые жили в этом районе в I тыс. до н.э. - начале I тыс. н.э. Судя по всему, у них также, как и у соседнего Китая, который защитился от их набегов великой стеной, был культ нефрита: в их захоронениях изделия из него встречаются очень часто. И как доказали лабораторные исследования, камень этот был не из китайских месторождений, которые тщательно охранялись, а из саянских. Да и сами древние китайцы судя по всему знали о месторождениях нефрита этого региона. Есть свидетельства, что они организовывали специальные военные экспедиции за нефритовыми валунами саянских рек. Попадал этот камень на китайские рынки того времени и торговыми путями. По крайней мере, точно известно, что задолго до открытия месторождений нефрита в Восточных Саянах в XIX веке сойоты, коренные жители Тункинских белков и Китойских гольцов, продавали нефритовые валуны и гальку монгольским и китайским купцам.

Предки сойотов, саянские самодийцы, с древних времен жили в предгорьях Восточных Саян, занимаясь охотой, оленеводством и разведением яков или "снежных верблюдов", и у них было время хорошо и досконально изучить богатства региона. И, вероятно благодаря своей природной наблюдательности и конечно желанию торговать не только охотничьими трофеями, именно они открыли зеленый "монгольский" камень (нефрит), синий "китайский" камень (лазурит), "образный" камень (агальматолит), "легкий свинец" (графит), алтын-камень (золото)... Познания в минералогии у сойотов разумеется были примитивные, главными характеристиками камня для них были цвет и блеск. Об этом говорит, например, то, что они предлагали из графита отливать пули, да и нефрит они наверное часто путали со змеевиком, лазурит с главколитом, а золото с пиритом... Но факт остается фактом, и в период поискового минералогического бума в Саянах в XVIII-XIX веках исследователи шли по старым привязкам сойотов. А желающих найти и добывать нефрит в этот период было много. Еще бы! Пуд темно-зеленого нефрита стоил 1000 рублей серебром, а за высококачественный давали двойную цену.

Но из этой когорты нефритовых старателей выделяются двое, чьи биографии достойны пера Дюма-старшего или страниц книг сибирского романиста Бушкова. Это Григорий Маркианович Пермикин, первооткрыватель и исследователь многих месторождений минералов Сибири и Казахстана, прошедший путь от подмастерья гранильной фабрики до владельца золотых приисков, заводов и доходных домов и умерший в бедноте и забвении. И французский авантюрист Жан-Пьер Алибер, который искал в Сибири богатства и на пути к ним то успешно торговал мехами, то разорялся и становился парикмахером и учителем французского (в доме как раз Григория Пермикина, где видимо и узнал о минеральных богатствах Саянских гор), то снова поднимался и занимался золотом и нефритом, в результате чего прославил свое имя как "изобретатель" сибирского графита... То есть они были знакомы, но в своих мемуарах и письмах ни тот, ни другой никогда не упоминали имени соперника. А соперниками они стали как раз в Китойских гольцах, сначала в нефритовой партии, а затем в графитовой. В итоге в нефритовой партии выиграл Григорий Пермикин, который в пятидесятые годы XIX века сумел организовать добычу и вывоз летом на плотах по бурному Оноту, а зимой на санях по льду девяти тонн нефрита, за что заслуженно был признан первооткрывателем коренных месторождений зеленого камня. А в графитовой партии победу одержал Жан-Пьер Алибер построивший в те же годы на горе Ботогол легендарный "графитовый" замок и знаменитый Мариинский прииск. Но и они не могли обойтись без сойотов. У Пермикина сойоты были проводниками, а Алибера, который воспользовался открытием графита сойотами, за его просветительскую и производственную деятельность они почитали почти божеством. После Пермикина и Алибера успешнее всех добычей восточно-саянского нефрита занималась фирма "Верфель Е.Ф., Брейтус Л.А. и К", основанная другом Алибера Е.Ф. Верфелем, представителем династии ювелиров Верфелей - поставщиков двора Его Императорского Величества, владельцев фабрики камнерезных и бронзолитейных предметов искусства. Фабрика выполняла практически все камнерезные работы из нефрита, в том числе и для фирмы "Фаберже", фактически владея монополией на восточно-саянский нефрит с конца XIX века и до революции. По оценке академика Ферсмана, фирма Верфеля за этот период добыла около 200 тонн нефрита. Следующий пик исследований и добычи нефрита в этом регионе будет уже в 60-80 годы прошлого века, то есть в эпоху СССР. А после всеобщего развала девяностых наступило время нефритовой мафии и теневого бизнеса. И только сейчас государство постепенно наводит порядок в этой прибыльной отрасли. А мы были на Оспин-Дабанском месторождении в 1993 году, когда природа успела отдохнуть после советского промышленного бума, а нефритовая мафия еще не развернулась в полную силу, и Саяны встретили нас тишиной и первозданной красотой...

В начале августа мы снова, как и в прошлом году, прибыли в Слюдянку, но в этот раз только для того, чтобы ехать дальше до Ниловой Пустыни, откуда начинался наш пеший маршрут. Но оказалось, что автобус туда ходит всего один раз в сутки и следующий будет только завтра. Решили поставить лагерь прямо за железнодорожным вокзалом на берегу Байкала, где к нашему удивлению увидели целый палаточный городок. Слюдянка в то время была своеобразным перевалочным пунктом. Альпинисты, водники, горники, спелеологи... Кто-то возвращался с маршрута, кто-то ждал транспорта или группу. Местным жителям это конечно не очень нравилось, туристы народ мирный, но иногда шумный. Днем в лагере было сонное царство, а вот вечером, когда зажигались костры, начинался праздник дружбы. Кроме русских здесь были немцы, французы, итальянцы, приехавшие посмотреть на русскую экзотику после открытия "железного занавеса". Все знакомились, общались, пели песни под гитары, делились картами, знаниями, впечатлениями и просто радовались жизни... Это были последние годы золотого времени советского туризма, этого своеобразного братства костра и рюкзака 60-80-х годов, из которого вышло целое поколение настоящих и надежных ребят и девчат, воспитанных на честных песнях Высоцкого, Визбора, Митяева...

Утром нас ждал еще один сюрприз - огромная очередь на наш автобус. Хорошо, что мы накануне договорились с девчонками в кассе автостанции, и они забронировали для нас двенадцать билетов. Но когда к очереди подошли двенадцать человек с огромными рюкзаками и уже с билетами в руках, по ней прошел неодобрительный ропот. На борт попали далеко не все местные жители, за окном осталось много недовольных лиц. Но оказалось, что недовольных хватало и в самом автобусе. До иркутской границы еще соблюдался хрупкий нейтралитет, но как только въехали на территорию Бурятии, сразу стало понятно, что атмосфера накаляется. Во-первых, вдруг все и сразу, естественно кроме нас, забыли русский язык. Очаги недовольства возникали то тут, то там, так как мы были рассредоточены по всему автобусу, и я как мог старался гасить их, но искусственный языковой барьер усугублял ситуацию. И вдруг среди нарастающего шума недовольства раздался властный и громкий голос. Все замолчали. Недалеко от меня встал молодой и здоровый бурят с лицом и манерами Чингисхана, жестом позвал меня к себе и усадил рядом, прогнав соседа. Мы беседовали минут десять, он попросил рассказать о том, кто мы, куда и зачем едем. После чего встал и буквально тремя фразами погасил конфликт: видимо и в бурятском языке, как и в русском, тоже есть емкие и понятные сразу всем слова... После чего мы продолжили разговор, он назвал свое имя и сказал, что его здесь знают все и если что... Вышел он раньше, но до Ниловой Пустыни доехали мирно и без проблем.

В Ниловой Пустыни мы были немногим более часа, пока я оформлял необходимые документы. Быстро прогулялись по поселку, осмотрели знаменитые радоновые ванны, или халуун аршаан - горячие источники, как их называют местные, потому что температура воды в них около 41 градуса. Именно благодаря радоновым источникам и источникам, содержащим ионы серебра, эта местность и приобрела популярность уже в первой четверти XIX века, а позже получила статус лечебного курорта под патронажем архиепископа Иркутского и Нерчинского Нила Столбенского, который организовал здесь миссионерскую Ниловскую мужскую пустынь, чтобы привлекать в лоно церкви коренное население и иметь доход от целебных свойств местной воды. А доход был немалый, так как предлагалось исцеление от целого букета заболеваний, и желающих поправить здоровье было очень много. Предложили и нам принять ванны и набраться сил перед маршрутом - клиентуры у них в это тяжелое постперестроечное время было совсем мало. Конечно, заманчиво было поплавать в ваннах, которые принимали многие знаменитые люди: декабристы князья С. Волконский и С. Трубецкой, братья Бестужевы, известные ученые В. Обручев и П. Кропоткин. Но мы были молоды и здоровы и расслабляться нам было некогда.

Мы пошли в сторону последнего населенного пункта перед началом горного маршрута, поселка Хойто-Гол. И только начали входить в привычный ритм движения, а мышцы и без радоновых ванн стали наливаться силой, как нас догнал и перегородил дорогу старый потрепанный "Москвич-412". Из него вылезли шесть колоритных представителей хойтоголской золотой молодежи... Я был приглашен для переговоров в представительский автомобиль и после дипломатической казуистики и упоминания мной имени автобусного Чингисхана пришли к консенсусу и решили, что за приемлемую плату они нас на тракторе "Кировец" с прицепом довезут до начала маршрута. Обе стороны сдержали обещания, и нас доставили до спуска в долину нашей первой маршрутной реки, минуя поселок Хойто-Гол. Сделали коллективное фото на память и после обряда поклонения местным духам природы, который совершили молодые буряты, используя купленную за наши деньги водку, мы наконец то остались один на один с этими самыми духами. С людьми мы теперь встретимся только почти через три недели уже на выходе с маршрута.

Быстро перекусили, надели рюкзаки и через тайгу начали спуск в долину реки. Первое, что удивило - это изобилие грибов, в основном подосиновиков, их красные и рыжие головы, иногда просто колоссального размера, торчали повсюду. Я сам грибник, но такого грибного урожая не видел никогда. Казалось, что мы попали в декорации для фильмов сказочника Александра Роу. Но то, что это не декорации, стало понятно, когда бойцы начали падать, наступая на скользкие грибные мины. Пришлось вытянуться в цепочку, вооружиться палками и, внимательно глядя под ноги и сбивая с пути красноголовых диверсантов, осторожно спускаться вниз. Вечером из захваченной в плен грибной молодежи мы приготовили два котла вкуснейшей грибовницы. Спуск закончился, в долине нашли тропу и пошли в верх по реке. Когда дошли до избушки-балагана, охотничьего зимовища, решили встать на ночлег. Первый ходовой день закончился.

Впереди нас ждал сложный, но интересный маршрут. Мы прошли около 200 километров по тайге, тундре, верховым болотам и гольцам; преодолели пять перевалов с максимальной высотой 2810 метров; десятки раз переходили в брод горные реки; замерзали ночью и изнывали от жары днем; нас поливал дождь и иногда шел снег, и кто-то, наверное, поднимаясь на перевал, проклинал тот день, когда он взвалил себе на спину этот тяжелый рюкзак... В общем было здорово! Задача перед нами стояла такая: подняться по реке Ихегер, через перевал Шумак перейти в долину реки Левый Шумак, через перевал Лабиринт попасть в долины рек Зунгол, Арахубуты, Араошей и дойти до перевала Жалга, после него по долине реки Жалга выйти к Китою, перейти его в брод, поставить базовый лагерь и по реке Саган-Сайр через перевал Оспин-Дабан выйти на месторождение нефрита, взять нефрит и вернуться в базовый лагерь. Потом дойти до дороги с золотых приисков и попытаться на машинах, везущих золотоносную руду, добраться до поселка Монды. И у нас все получилось.

Нет смысла описывать каждый ходовой день, да и многое уже стерлось из памяти. Но некоторые моменты я помню очень хорошо, вот о них я и расскажу. И первое, что всегда вспоминаю - это горные пейзажи Тункинских белков и Китойских гольцов. Горы в этом регионе по меркам Памира или Кавказа, где мне уже доводилось бывать на тот момент, невысокие, едва преодолевают трехтысячную отметку. Но их многочисленные остроконечные пики, отливающие снежной белизной, благодаря подростковой худобе, кажутся гораздо выше своего роста, и создается иллюзия что они достают до самого неба. Эта иллюзия усиливается ночью, когда на фоне звездного неба остроконечные пики "превращаются" в черные контуры многочисленных ракет, нацеленных на космос в ожидании приказа лететь к другим галактикам. Почему-то именно здесь, в Восточных Саянах, близость космоса ощущалась сильнее всего. Наверное, это чувство было хорошо знакомо и сойотам, древним жителям Саянских гор, которые и названы были по одному из вариантов их имени - сойоны. Естественно, что их ассоциативный ряд был связан не с космическими кораблями, а с тринадцатью священными вершинами Саянских гор, на которых жили их небесные или космические боги. Горы для сойотов были центром мироздания и связывали людей с небом и космосом... Космизм конечно же характерен для религий многих народов, живущих в высокогорных регионах, но именно здесь, среди белков и гольцов Саянских гор, он кажется особенно гармоничным и понятным. Уже после экспедиции, когда, благодаря интернету, стала доступна практически любая информация, я узнал, что рядом с поселком Монды, конечным пунктом нашего маршрута, еще в 1966 году была построена Саянская солнечная обсерватория, а позже в Тункинской долине построили радиоастрофизическую и радиоастрономическую обсерватории "Бадары", и этот громадный научно-исследовательский комплекс стал настоящим порталом во Вселенную для изучения космических объектов от Солнца и Крабовидной туманности до ядра Галактики и далеких квазаров... На фотографиях видно, как над всей этой армией радиотелескопов, выстроившихся в две шеренги по 128 космических бойцов, возвышается священная гора бурят, монголов и сойотов Мунку-Сардык, на вершине которой, по местным преданиям, обитает Сын Неба Абай Гэсэр, вылупившийся из "космического яйца". После этой информации я испытал эффект дежавю, а потом вспомнил свои ощущения многолетней давности у костра в Китойских гольцах, когда космос был так близко...

Хорошо помню саянские перевалы. И не потому, что они были сложные или было очень трудно, нет, в этом плане все было как всегда - идешь и несешь. Но на тункинских перевалах мы первый раз увидели обо - культовые кучи из камней и подношений местным духам. Взошедший на перевал должен был принести и возложить дар, совершить ритуальное обрызгивание пространства молоком или водкой - кормление духов (такой обряд мы уже видели, когда нас забросили на маршрут), обойти вокруг обо три раза по часовой стрелке и украсить ленточкой священное дерево. В культовой куче кроме камней лежали деньги, конфеты, кнуты, какие-то кульки. Рядом была большая куча из пустых бутылок, видимо кормили не только духов, но не забывали и себя. Мы тоже оставили в приношение красные советские червонцы с портретом Ленина - как говорится, от нашего культа вашему культу. Да и после реформ Гайдара они и годились только для ритуалов. На дерево, украшенное ленточками, повесили берестяную грамоту с текстом "КЛИО Иваново 1993 год". Это была наша первая прямая встреча с архаичной ритуальной культурой Срединной Азии, поэтому она и запомнилось. Бурханы, дацаны, буддийские монахи, шаманы будут потом в других экспедициях.

Вообще запомнилось многое. Огромный водопад, к которому мы подошли по узкому каньону и любовались его мощью, наслаждаясь музыкой падающей воды и летящими брызгами. Ощущение постоянного присутствия хозяина тайги - медведя: многочисленные следы его лап, которые ребята вначале приняли за след снежного человека, охранные борозды от когтей на деревьях и "говорящие" и пахнущие кучи под ними. Самого медведя правда так и не видели, но на свежую лежку один раз наткнулись. Наглые, хитрые и не пуганные сибирские полосатые белки - бурундуки, которые вечно норовили украсть у зазевавшегося туриста еду. Холод наверху в гольцах, когда оставленная на ночь вода в кружке промерзала до дна. Вкусный дикий чеснок, который жевали, преодолевая заболоченную тундру. Брод через могучий Китой, когда сила несущейся воды кажется непреодолимой, и только благодаря слаженной и грамотной работе группы без потерь перешли на другой берег. Жирный хариус, которого ловили наши неугомонные рыболовы. Могучие кедры в тайге, снежные шапки Тункинских белков, "подземные" реки, тишина и красота первозданной природы... Нам повезло: за все время нашего пешего маршрута мы не встретили ни одной группы и наслаждались автономией и одиночеством.

А теперь о нефритовой части экспедиции. После тяжелой переправы через Китой нашли место для лагеря и встали на дневку. На следующий день решили, что нет смысла идти на Оспин-Дабан всей группой и тащить все снаряжение и еду. Разделились на две команды по шесть человек, девочки и рыбаки остались в лагере, а мы с легкими рюкзаками отправились за нефритом. Планировали ходовой день туда, день обратно и три-пять дней на работу в зависимости от того, как пойдет поиск. По карте километра три выше по Китою был показан зимник, видимо вездеходка, который сначала шел по направлению к Оспин-Дабану, а потом поворачивал к золотым приискам, но мы решили идти вдоль реки Саган-Сайр, не поднимаясь к дороге. До перевала дошли без приключений, передохнули и осмотрелись. С перевала открывался великолепный вид. Спустились, прошли еще немного и увидели заброшенный домик, больше похожий на баню, судя по техногенному мусору вокруг - заброшенная геологическая база. База была оставлена года четыре назад, и природа уже успела немного восстановиться. Домик был маленький, но вполне пригодный для жилья, поэтому трое разместились там, а трое в палатке рядом. Навели порядок, обустроились - и за работу. Двое оставались в лагере кашеварить, а четверо начали планомерно осматривать район в поисках нефрита. Облазили все перевалы и горные пики в округе. Поднимались на вершину горы Оспин-Улан-Сарьдаг (3215 м), откуда сделали красивые панорамные кадры Китойских гольцов. На одном из перевалов наткнулись на крупную птицу, не помню точно, что за птица, может тетерка или глухарь, а может и какая другая, но выглядела она так аппетитно и казалась такой доступной, что в ребятах проснулся охотничий азарт. Они долго бегали за ней, бросая молотки и камни, она легко уворачивалась и в петляющем виртуозном танце старалась увести нас в сторону, видимо спасая гнездо. Горе-охотники сдались - на ужин дичи не будет. На другом перевале внизу красовалось бирюзовое озеро в красно-желтом цирке, похожем на вулканический кратер... Природа была щедра на красоту, но пока прижимиста на нефрит. Было много серпентинитов и других серо-зеленых пород, мимикрирующих под нефрит, но его величество пока не желал показаться жаждущему лицезреть его народу. Ощущался недостаток информации о районе поиска - в 1993 году безграничные возможности интернета еще были недоступны, основным источником знаний оставались книги. Достать специальную литературу по геологии нефрита Восточных Саян с четкими привязками, картами, схемами и описаниями было практически не реально, наша научная библиотека, где я в доинтернетные времена просиживал десятки часов, по крупицам собирая материал для экспедиций, по данной тематике не предлагала никаких желаемых вариантов. Маршрут именно по поиску нефрита я готовил в основном по Ферсману ("Очерки по истории камня" и др.), Самсонову ("Самоцветы СССР"), из которой даже изъял (это моя книга) и взял с собой цветную фотографию Оспин-Дабана, книге Колесника "Нефриты Сибири" и другой доступной, но не специализированной литературе. О, если бы я попал туда сейчас...

Нефрит мы нашли в последний день. Чтобы взять образцы, работали долго. Камень крепкий, капризный и упрямый, а мы еще упрямее, но не капризные - и не дождь и не ветер не смогли сломить наш боевой настрой. Нефрит сдался, но мы устали, потеряли время и вышли в обратный путь уже около четырех часов вечера. Край леса показался на горизонте, когда начало смеркаться. Боковым зрением вдали я заметил какое-то движение. Кто-то шел параллельно с нами в зоне видимости. Их передвижение было явно привязано к нашему: идем мы - идут они, стоим мы - стоят они. Народ стал уставать, появились отстающие, приходилось стоять и ждать. Я взял бинокль и поискал неожиданных попутчиков. Все понятно - волки. Почуяли добычу. На группу не нападают, ждут, когда отстанет самый слабый... Когда все подтянулись, я сообщил пренеприятное известие и объяснил тактику волков. Сообщение подействовало как мощная доза адреналина, пошли уверенно в хорошем темпе, отстающих больше не было. До леса дошли уже затемно. Достали фонари, но рабочих оказалось только три, один из них "жучок". Река стала более широкой, и волки остались на противоположном берегу. Попытались идти по тайге ночью с тремя фонариками, хотели дойти сегодня, потому что заканчивалось договорное контрольное время возвращения в лагерь, но через пару километров поняли, что это нереально. Нашли место для ночлега, развели костер, поставили палатки. Решили, что встанем засветло и дойдем до лагеря еще до подъема. С дежурным сходили за водой и начали готовить поздний ужин - рис с тушенкой, но пока мы готовили, все остальные уснули. Усталость взяла свое, разбудить некого не смогли. У нас тоже особого аппетита не было, съели по паре ложек, развели ночной вариант костра, для отпугивания зверья и тоже уснули. Встали рано. Перед дорогой решили перекусить. Добавили во вчерашний рис воды, все перемешали и поставили на костер. Но завтрак для нас оказался несъедобным, точнее он был наверное съедобным и может быть даже более калорийным, и в какой-нибудь китайской провинции его бы подавали на праздничный стол. Но мы от такой экзотики отказались. Вечером, когда ушли спать, мы забыли закрыть котел крышкой, и на пар в котел налетело много ночной моли или бабочек. Точно помню, что они были белые и размером чуть больше моли. Дежурный принял эту белую массу за рис и все хорошо промешал. Вкус был очень специфический, а когда стали доставать изо рта и тарелок деликатесы с крылышками... В лагерь пришли рано утром, наши только встали. Все были живы и здоровы и рады встрече. Нас накормили копченым хариусом и начались расспросы...

Все закончилось: маршрут прошли, нефрит нашли - пора домой. Как и планировали, дошли до дороги с золотых приисков. Здесь мы должны были поймать машину, которая возила руду с приисков, и доехать до поселка Монды. Но машина, вовсе не рудовоз, приехала со стороны трассы Орлик - Монды, остановилась около нас, и из нее стала выгружаться группа туристов-водников. Мы обрадовались, что проблема может решиться так легко. Но пока общались с туристами (все-таки не видели людей почти три недели), шофер машины, из местных, с которым расплатились деньгами и спиртом, успел не только провести обряд "кормления" духов, но и сам изрядно вкусил "огненной воды". Ехать с детьми в машине с пьяным водителем по горной трассе я отказался, да и цену он запросил нереально высокую. Нельзя было с ним ехать и по другой причине - туристы рассказали, что в поселке, где они нашли машину, у них с местными вышел конфликт, и все закончилось далеко не рукопожатием... Решили ждать рудовозы. Но машины с прииска ходили редко, в кабине с шофером сидел сопровождающий, и они не останавливались. После обеда все уже стали нервничать, кто-то даже предложил идти до трассы пешком и там ловить машину, но до трассы было 90 километров... Около пяти вечера наконец-то показалась машина с одним водителем в кабине. Мы все высыпали на дорогу, и рудовоз остановился. Я объяснил водителю нашу ситуацию, да и вид у нас, наверное, после целого дня ожидания был жалкий и умоляющий, и он согласился нас довезти до Монд. В ответ на вопрос, почему машины не останавливались, рассказал, что на прииске обнаружена кража золота и идет проверка, поэтому все машины едут с сопровождением, а он последний и ему сопровождающий не достался. Я подумал: а если бы достался... Сильно похолодало, поэтому девочек посадили в кабину, а мы с рюкзаками разместились в открытом кузове среди многотонных чугунных жбанов с золотоносной рудой. Погода решила нас еще больше взбодрить и проверить на выживаемость: сначала пошел ливень, а потом поднялся ветер и повалил снег... Рудовоз остановился, немного не доезжая поселка. Было уже темно. Шофер сказал, что поедет ночевать на закрытую автобазу, а нам порекомендовал в поселок не ходить, так как там неспокойно, а на автостанцию прийти рано утром и уехать первым автобусом. Мы отошли от трассы, переночевали, а рано утром к костерку и чаю пришли "по-домашнему" одетые пограничники, проверили документы и пообщались. Уехали на первом автобусе. Встретили нас молча, но без эксцессов - видимо особо буйные еще спали... В Слюдянке на Байкале помылись, привели себя в порядок. Впереди нас ждали Иркутск, Москва и дом...

Андрей Лапыкин (2020 г.)